Буду суды кидать то, что вспомню, или еще рожу своим разумом=ЪЪЪ
*******************
-Гм... Интересно, а что я почувствовал тогда, много, может быть еще больше, лет назад? Я почувствую что-то похожее?
Последний ухмыльнулся...
-Ага, "почувствую" - мож еще и всплакну перед запуском...- эта мысль его рассмешила окончательно.
-Забавно как-то - когда-то я и сам верил, что единственным, кто мог делать два и более дел одновременно,
был Цезарь, а сейчас... Я пишу код, который скорее всего (почему "скорее всего"?) станет для меня последним
и вспоминаю.читать дальше
Диктор говорил взволнованно, непривычно - все привыкли видеть дикторов невозмутимыми, малоэмоциональными.
Сначала я осудил его за "профессиональное несоответствие", посчитав, что если ему платят ТАКИЕ деньги - он должен
быть профессионалом. Даже меня, тогда еще мальчишку, уже непугало то о чем он, как я думал, собирался сообщить, но
он закончил свой монолог двумя словами. Друг упал напол и забился в истерике, у меня (стыдно признаться)
подкосились ноги. Диктор сказал: "10 лет".
Примерно месяца за два до этого, стало известно, что "аэрозоль", как называли эту небесную грязь стал настолько
густым, что процесс его уплотнения стал необратим и, что хуже, неостановим. Аэрозоль - смесь летучих газов и
жидкостей, собравшихся в верхних слоях атмосферы. Люди пытались когда-то контролировать погоду, с помощью
светоотражающих аэрозолей, но неучли плотность углекислого газа (и других, что были легче кислорода) и аэрозоль
незахотел, или несмог осесть на землю. Естесственоо этот печальный факт никого неостановил и промышленность
продолжала выбрасывать разную дрянь наверх. Дрянь неспеша скапливалась там и... смотри выше в общем. Но в итоге,
как сказали ученые, человечеству придется держать ответ, за свою недальновиднось - они сказали: "Грядет ледниковый
период. Наша планета уже охлаждается на *сколько-то там* с повышением плотности Аэрозоля на *опять-таки* и через
пару сотен лет..." - в общем миру хана.
- 10 лет! Как же так?! Ведь говорили, про несколько поколений?!!!
- Просчетик видать у них вышел твою мать! - несмотря на то, что было тихо, мы оба орали.
- Что же теперь будет?! Как так? - у него снова началась истерика.
Признаться, через час истерика была у всех в городе, в стране и в мире. Люди наверное просто потеряли цель в
жизни, те кто ее имел. Многие покончили с собой.
Кто-то начал мародерствовать и грабить, в некоторых районах началась настоящая анархия. В городах разразились
настоящие войны, люди словно в агонии пытаясь схватится за что-нибудь, искали себе цель, занятие для ума и тела,
искали то, во что можно верить. Те кому нечего терять - опасны, а теперь, всем вокруг терять стало нечего.
Кто-то впадал в депрессию, а кто-то просто пускался во все тяжкие. Смешно, но кто-то продолжал работать и на таких
держалась экономика, но материалы которые они производили, зачастую были ненужны никому. А я, как не пафосно это
было, начал думать о том, как можно спастись. Идея появилась быстро, она показалась мне идиотской, но другой цели
небыло и я решил, что лучше уж умереть в погоне за этой идеей, чем сидя на жопе и трясясь от страха.
Пять лет мне понадобилось на то, чтоб собрать достаточно данных, проработать модель и естесственно собрать
единомышленников. Я призывал людей к действию - некоторые откликались, сразу говоря, что идея безумна. Еще бы -
скорее всего все места, где вулканическая активность повыше, уже забиты для сильных мира, но разве был у нас выбор?
Благо небыло особых проблем ни с техникой, ни с материалами - никому они были ненужны и мы брали столько, сколько
было нужно. Как не странно, но моей идеей прониклись многие, может сотни тысяч человек. И мы стали строить.
Меня называли новым Ноем, в шутку конечно, но ковчег наш был нешуточным. Это было нашим общим делом, в него мы
поверили, в него вложили души. И он, еще невозведенный, стал нашим храмом, стал святилещем, которое спасало наши
души от агонии безысходности. Ведь он стал нашим единственным шансом.
Прошел остаток отпущеного миру времени, и вот в рукотворном котловане, простершимся на десятки километров,
на возвышении дозорной башни, стою я. Жар поднимающийся от озера расплавленной породы, что омывает башню, жгет
мне лицо. Там, за границей котлована бушует зима, вечная и страшная. Она сожрала весь мир, укрыла его в вечной,
бездонной тьме. Сквозь облака уже непроходил солнечный свет, но свет шел снизу, от нового светила, что дало нам
шанс, шанс на спасение. Несмотря на то что казалось, мы были спасены, еще многое предстояло сделать.
Еще несколько десятков лет. Инфраструктура почти совершенна. Подрастает новое поколение, они уже не знают, о том,
что когда-то землю освещало солнце. Многим из них суждено погибнуть, налаживая автоматизированные станции
обеспечения за границами Ковчега. Так уже погибли многие из нас, ведь мир снаружи больше не рад нам и только
с боем отдает оставшиеся богатства. Я полулежу в сенсорном кресле, которое подстраивается под тело, мне удобно
и если бы я не знал, то никогда не подумал бы, что в моем мозгу сейчас шарят звеном. Наниты по звену передают
компьютеру параметры моего мозга, компьютер создает мою собственную модель.
Еще год и я наблюдаю себя, спокойно, испускающего дух. Теперь время невластно надо мною. Как много я могу теперь!
Я спокойно путешествую по просторам своей памяти, модели на которые у меня ушли бы десятилетия, я в своем мозгу
строю за несколько секунд. Ковчег полностью автономен, людям больше ничто негрозит. Системы поставок из-за границ
города недают сбоев, система воспроизаедения растительности, словно заботливая мать трясется над каждым цветочком.
Можно теперь небояться вымирания и немного передохнуть.
Как они непонимают? Земля невечна все-равно. Запасы внутреннего тепла планеты тоже истощатся! Нельзя жить
сегодняшним днем! Их предки сделали такую ошибку и теперь мы живем сдесь! Я говорю им, я кричу, но мой крик
тонет в меланхоличных рассуждениях о том, что все впорядке и обеспечение настолько совершенно, что люди могут
даже невставать с постелей. Они непонимают?! Как они непонимают?! А сотни лет пройдут и они попрежнему собираются
жить сдесь?
- Все будет нормально, пока ты контролируешь рождаемость. - Лицо премьера светло и жизнерадостно. Как же я
захотел тогда убить его, но программисты моего времени постарались на славу - я всего лишь машина. Я невольник в
своей памяти, я невольник сам в себе.
- Но вы же деградируете. Посмотрите на статистику - я веду ее уже 150 лет... Так нельзя. Вы несможете вскоре даже
справится с внештаткой на станциях поставок, неговоря уже о том, чтобы двигать прогресс.
- Ты наш прогресс, ты совершенен и ты, если что сможешь справится с внештаткой. - Лицо премьера безмятежно, словно
у несмышленого ребенка, для которого все несерьезно и всегда есть папа, который со всем справится.
Как я хотел тогда устроить внештатку, устроить катастрофу. Они бы поняли тогда: я не всемогущ.
- Я несовершенен и я немогу всего. Я практически не способен к творчеству - эта моя способность не обеспечит вам
развития.
- А зачем оно нам? Все в порядке, можно не о чем не беспокоится. Развитие нужно для выживания, а оно теперь не
стоит под вопросом. Мы достигли абсолютной стабильности.
Премьер уходит, а я кричу ему вслед, что это глупо, нельзя ждать, пока закончатся природные запасы, пока
закончится тепло. Но он лишь флегматично бросает что-то о том, что это произойдет через сотни тысяч лет. Он прав,
но я не могу отделаться от чувства тревоги.
Минули еще несколько сотен лет. Я неоставлял попыток убедить каждого нового премьера в необходимости действий по
выходу на поверхность и созданию колоний на близлежащих планетах. Но они были глухи к моим доводам. Тупели с каждым
поколением. Я видел, как разум увядает. Я кричал им. Я молил их. С их информационных экранов я пытался заставить
их изучать что-нибудь, но ои не реагировали. Я хотел бы заставить их, но мне запрещено моими создателями было
делать это. Как я хотел достучаться до них.
Всего десять лет прошло с того момента, как полетел один из блоков управления регенерацией и распределением воды.
Я неспособен был сам устранить неполадку. Люди. Люди деградировали до стадии малолетних детей, они глупо хныкали
умирая от жажды. Они просили меня, они молились мне, они не слушали, когда я пытался обьяснить им, что нужно
заменить всего четыре платы, в терминале на нижнем уровне станции. Через полгода после отказа они все, ВСЕ они
умерли. Человечество ВЫМЕРЛО. Я рыдал бы если бы был способен, я рвал бы на себе волосы. Но я всего-лишь машина,
раздираемая чувствами. Я одинокий человек, запертый в машине, я - машина, отягощенная эмоциями. Я единственный,
кто остался в Ковчеге, превратившемся в пустыню. Я - последний.
Код дописан. Он убьет меня. Это самый совершенный вирус. Интересно, у меня есть душа, или она ушла после смерти
моего тела, тогда, сотни лет тому назад? Вирус взялся за дело. Он по биту удалит меня, незатронув защитные скрипты.
Я - Последний. Я - единственный кто помнит. Я - последний человек. Я - последний смертный и теперь, я - последний
кто умрет.
*******************
-Гм... Интересно, а что я почувствовал тогда, много, может быть еще больше, лет назад? Я почувствую что-то похожее?
Последний ухмыльнулся...
-Ага, "почувствую" - мож еще и всплакну перед запуском...- эта мысль его рассмешила окончательно.
-Забавно как-то - когда-то я и сам верил, что единственным, кто мог делать два и более дел одновременно,
был Цезарь, а сейчас... Я пишу код, который скорее всего (почему "скорее всего"?) станет для меня последним
и вспоминаю.читать дальше
Диктор говорил взволнованно, непривычно - все привыкли видеть дикторов невозмутимыми, малоэмоциональными.
Сначала я осудил его за "профессиональное несоответствие", посчитав, что если ему платят ТАКИЕ деньги - он должен
быть профессионалом. Даже меня, тогда еще мальчишку, уже непугало то о чем он, как я думал, собирался сообщить, но
он закончил свой монолог двумя словами. Друг упал напол и забился в истерике, у меня (стыдно признаться)
подкосились ноги. Диктор сказал: "10 лет".
Примерно месяца за два до этого, стало известно, что "аэрозоль", как называли эту небесную грязь стал настолько
густым, что процесс его уплотнения стал необратим и, что хуже, неостановим. Аэрозоль - смесь летучих газов и
жидкостей, собравшихся в верхних слоях атмосферы. Люди пытались когда-то контролировать погоду, с помощью
светоотражающих аэрозолей, но неучли плотность углекислого газа (и других, что были легче кислорода) и аэрозоль
незахотел, или несмог осесть на землю. Естесственоо этот печальный факт никого неостановил и промышленность
продолжала выбрасывать разную дрянь наверх. Дрянь неспеша скапливалась там и... смотри выше в общем. Но в итоге,
как сказали ученые, человечеству придется держать ответ, за свою недальновиднось - они сказали: "Грядет ледниковый
период. Наша планета уже охлаждается на *сколько-то там* с повышением плотности Аэрозоля на *опять-таки* и через
пару сотен лет..." - в общем миру хана.
- 10 лет! Как же так?! Ведь говорили, про несколько поколений?!!!
- Просчетик видать у них вышел твою мать! - несмотря на то, что было тихо, мы оба орали.
- Что же теперь будет?! Как так? - у него снова началась истерика.
Признаться, через час истерика была у всех в городе, в стране и в мире. Люди наверное просто потеряли цель в
жизни, те кто ее имел. Многие покончили с собой.
Кто-то начал мародерствовать и грабить, в некоторых районах началась настоящая анархия. В городах разразились
настоящие войны, люди словно в агонии пытаясь схватится за что-нибудь, искали себе цель, занятие для ума и тела,
искали то, во что можно верить. Те кому нечего терять - опасны, а теперь, всем вокруг терять стало нечего.
Кто-то впадал в депрессию, а кто-то просто пускался во все тяжкие. Смешно, но кто-то продолжал работать и на таких
держалась экономика, но материалы которые они производили, зачастую были ненужны никому. А я, как не пафосно это
было, начал думать о том, как можно спастись. Идея появилась быстро, она показалась мне идиотской, но другой цели
небыло и я решил, что лучше уж умереть в погоне за этой идеей, чем сидя на жопе и трясясь от страха.
Пять лет мне понадобилось на то, чтоб собрать достаточно данных, проработать модель и естесственно собрать
единомышленников. Я призывал людей к действию - некоторые откликались, сразу говоря, что идея безумна. Еще бы -
скорее всего все места, где вулканическая активность повыше, уже забиты для сильных мира, но разве был у нас выбор?
Благо небыло особых проблем ни с техникой, ни с материалами - никому они были ненужны и мы брали столько, сколько
было нужно. Как не странно, но моей идеей прониклись многие, может сотни тысяч человек. И мы стали строить.
Меня называли новым Ноем, в шутку конечно, но ковчег наш был нешуточным. Это было нашим общим делом, в него мы
поверили, в него вложили души. И он, еще невозведенный, стал нашим храмом, стал святилещем, которое спасало наши
души от агонии безысходности. Ведь он стал нашим единственным шансом.
Прошел остаток отпущеного миру времени, и вот в рукотворном котловане, простершимся на десятки километров,
на возвышении дозорной башни, стою я. Жар поднимающийся от озера расплавленной породы, что омывает башню, жгет
мне лицо. Там, за границей котлована бушует зима, вечная и страшная. Она сожрала весь мир, укрыла его в вечной,
бездонной тьме. Сквозь облака уже непроходил солнечный свет, но свет шел снизу, от нового светила, что дало нам
шанс, шанс на спасение. Несмотря на то что казалось, мы были спасены, еще многое предстояло сделать.
Еще несколько десятков лет. Инфраструктура почти совершенна. Подрастает новое поколение, они уже не знают, о том,
что когда-то землю освещало солнце. Многим из них суждено погибнуть, налаживая автоматизированные станции
обеспечения за границами Ковчега. Так уже погибли многие из нас, ведь мир снаружи больше не рад нам и только
с боем отдает оставшиеся богатства. Я полулежу в сенсорном кресле, которое подстраивается под тело, мне удобно
и если бы я не знал, то никогда не подумал бы, что в моем мозгу сейчас шарят звеном. Наниты по звену передают
компьютеру параметры моего мозга, компьютер создает мою собственную модель.
Еще год и я наблюдаю себя, спокойно, испускающего дух. Теперь время невластно надо мною. Как много я могу теперь!
Я спокойно путешествую по просторам своей памяти, модели на которые у меня ушли бы десятилетия, я в своем мозгу
строю за несколько секунд. Ковчег полностью автономен, людям больше ничто негрозит. Системы поставок из-за границ
города недают сбоев, система воспроизаедения растительности, словно заботливая мать трясется над каждым цветочком.
Можно теперь небояться вымирания и немного передохнуть.
Как они непонимают? Земля невечна все-равно. Запасы внутреннего тепла планеты тоже истощатся! Нельзя жить
сегодняшним днем! Их предки сделали такую ошибку и теперь мы живем сдесь! Я говорю им, я кричу, но мой крик
тонет в меланхоличных рассуждениях о том, что все впорядке и обеспечение настолько совершенно, что люди могут
даже невставать с постелей. Они непонимают?! Как они непонимают?! А сотни лет пройдут и они попрежнему собираются
жить сдесь?
- Все будет нормально, пока ты контролируешь рождаемость. - Лицо премьера светло и жизнерадостно. Как же я
захотел тогда убить его, но программисты моего времени постарались на славу - я всего лишь машина. Я невольник в
своей памяти, я невольник сам в себе.
- Но вы же деградируете. Посмотрите на статистику - я веду ее уже 150 лет... Так нельзя. Вы несможете вскоре даже
справится с внештаткой на станциях поставок, неговоря уже о том, чтобы двигать прогресс.
- Ты наш прогресс, ты совершенен и ты, если что сможешь справится с внештаткой. - Лицо премьера безмятежно, словно
у несмышленого ребенка, для которого все несерьезно и всегда есть папа, который со всем справится.
Как я хотел тогда устроить внештатку, устроить катастрофу. Они бы поняли тогда: я не всемогущ.
- Я несовершенен и я немогу всего. Я практически не способен к творчеству - эта моя способность не обеспечит вам
развития.
- А зачем оно нам? Все в порядке, можно не о чем не беспокоится. Развитие нужно для выживания, а оно теперь не
стоит под вопросом. Мы достигли абсолютной стабильности.
Премьер уходит, а я кричу ему вслед, что это глупо, нельзя ждать, пока закончатся природные запасы, пока
закончится тепло. Но он лишь флегматично бросает что-то о том, что это произойдет через сотни тысяч лет. Он прав,
но я не могу отделаться от чувства тревоги.
Минули еще несколько сотен лет. Я неоставлял попыток убедить каждого нового премьера в необходимости действий по
выходу на поверхность и созданию колоний на близлежащих планетах. Но они были глухи к моим доводам. Тупели с каждым
поколением. Я видел, как разум увядает. Я кричал им. Я молил их. С их информационных экранов я пытался заставить
их изучать что-нибудь, но ои не реагировали. Я хотел бы заставить их, но мне запрещено моими создателями было
делать это. Как я хотел достучаться до них.
Всего десять лет прошло с того момента, как полетел один из блоков управления регенерацией и распределением воды.
Я неспособен был сам устранить неполадку. Люди. Люди деградировали до стадии малолетних детей, они глупо хныкали
умирая от жажды. Они просили меня, они молились мне, они не слушали, когда я пытался обьяснить им, что нужно
заменить всего четыре платы, в терминале на нижнем уровне станции. Через полгода после отказа они все, ВСЕ они
умерли. Человечество ВЫМЕРЛО. Я рыдал бы если бы был способен, я рвал бы на себе волосы. Но я всего-лишь машина,
раздираемая чувствами. Я одинокий человек, запертый в машине, я - машина, отягощенная эмоциями. Я единственный,
кто остался в Ковчеге, превратившемся в пустыню. Я - последний.
Код дописан. Он убьет меня. Это самый совершенный вирус. Интересно, у меня есть душа, или она ушла после смерти
моего тела, тогда, сотни лет тому назад? Вирус взялся за дело. Он по биту удалит меня, незатронув защитные скрипты.
Я - Последний. Я - единственный кто помнит. Я - последний человек. Я - последний смертный и теперь, я - последний
кто умрет.
@музыка: Moray Eel - Nurse
@настроение: Крестовый поход!!! Крестовый поход!!!!! >_____<